Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Очень хочется куда-нибудь уехать: далеко и желательно с кем-нибудь. До Москвы -- божемой -- всего две недели, но мне хочется прямо сейчас. Лес или море или горы, солнце сквозь ажур листвы, небо от горизонта до горизонта. Но вместо этого: липкая влажная трясина плавящегося от жары города и монотонная бессмысленная рутина работы. Я устала, и эта усталость невыносима и бесконечна, от нее ничего не помогает -- ни сон, ни книги, ни разговоры. Каждое движение, каждое слово требует невозможного усилия. Я часами лежу на постели и придумываю -- жизнь. Чью-то жизнь, наполненную людьми и событиями и эмоциями, чью-то жизнь с друзьями и врагами, с гитарой и плакатами на стене, с сережкой сквозь бровь или губу, с футболом, с вечеринками и пивом, со шрамами на спине или на запястьях, с прямыми волосами до плеч и веснушками, с поцелуями и ссорами, маленькими каждодневными подвигами и маленькими каждодневными предательствами, с любовью и болью. Я придумываю чью-то жизнь, а моя течет между пальцами, проходит мимо чередой несказанных слов, ненаписанных писем, невстреченных людей, невыбранных дорог. Я устала от этой нежизни, от невозможности что-либо изменить. Устала от отражения в зеркале, от необходимости фальшиво улыбаться, от стены одиночества -- тюрьмы и брони. Устала мечтать о том, чего никогда не было, никогда не будет. О том, чего никогда не было и не будет *со мной*. Устала.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

[Нет ни вдохновения, ни желания облагораживать текст. Ну его, пусть вместо литературного наброска будет поток сознания.]

Я ни при чем. Не мой друг, не моя ссора, не мои эмоции. Я - посторонний наблюдатель, я - щепка в водовороте, меня подхватывает и несет бешенный поток чужих чувств, швыряет из стороны в сторону и оставляет, обессилевшую, беспомощную, за кухонным столом с чашкой кофе в руках. Закусываю край между зубами, сжимаю плотнее руками теплую гладкую керамику и прислушиваюсь к тяжелой внутренней дрожи, к тектоническому движению под кожей, к сухому жару под веками.
Сережа утешает Кэт где-то за закрытой дверью их комнаты. Франко собирается уходить: зашнуровывает ботинки, надевает куртку. Я сижу в кресле, чуть покачиваясь, баюкая остывающий кофе. Не смотрю на Франко и уж конечно ничего не говорю: дрожащие губы можно спрятать за очередным глотком, но стоит издать хоть звук и он обернется воем. Рациональная часть мозга настаивает, что ничего непоправимого не случилось: Кэт не выспалась и сорвалась, они помирятся и все будет хорошо, это все не в первый раз и, бог знает, не в последний.
На прощание Франко подходит ко мне, широко раскидывает руки и нагибается меня обнять. Я обхватываю его за плечи, провожу рукой по его волосам, молча радуясь подвернувшейся возможности: я уже привыкла ловить эти мгновения, украдкой собирать небрежные прикосновения, искры бездумного, ничего не значащего тепла.
А потом Франко прощается с Сережей, короткое мужское рукопожатие, только вот их пальцы на миг цепляются друг за друга, и Сережа спрашивает "Are you sure?" так, как будто надеется на отрицательный ответ. И мне не надо видеть, чтобы знать, что у него на ладони лежат ключи от нашего дома, которые Кэт дала Франко, когда мы сюда переехали. Пауза, и Франко идет к двери -- катиной комнаты; значит, помирятся. Сережа где-то рядом, но я на него не смотрю. Встаю и иду выключить свет, потому что в темноте легче дышать, и еще успеваю подумать, что надо уйти к себе и спокойно подумать в одиночестве, и тут меня накрывает с головой: вдохнуть еще получается, а выдох вырывается сдавленным стоном, из под век текут слезы. Опускаюсь торопливо на колени, прислоняюсь боком к стене и ставлю чашку на пол: не разлить бы и не забыть. Сережа подходит, кладет руки мне на плечи, сжимает легонько, спрашивает "Are you alright?". Я говорю да, я говорю дай меня пять минут. Он понятливый, он уходит. Я поднимаю себя с пола, нахожу самый дальний угол и привожу себя в порядок. Это я так, от нервов. Я тоже не выспалась.
.
Я редко плачу. Но уж если текут слезы, я позволяю себе думать обо всем: обо всех, кого больше нет, и обо всех, кто слишком далеко, о пустой постели и о том, что мне никто не звонит, о бесконечной учебе и беспросветной рутине работы -- обо всем, важном и суетном, о том, из-за чего я никогда не плачу.

Франко с Сережей пошли погулять, а сейчас вот вернулись и общаются с Кэт. Они все помирились. А мне плохо. Мне плохо, мне плохо, мне хочется плакать дальше, потому что мне не с кем ссориться и не с кем мириться. Я не умею обижаться и прощать. Кэт спрашивает, эгоистка ли она. Нет, она -- один из самых самоотверженных, бескорыстных людей, которых я знаю. Я да, я эгоистка. И мне плевать, лишь бы мне было хорошо.

Я не люблю, когда близкие мне люди ссорятся. Я чувствую себя беспомощной и ненужной. Они ссорятся и мирятся, а меня лихорадит от перепадов их эмоций.

Когда плакала, думала: хочу кого-нибудь, чтобы был рядом, чтобы можно было обнять и не отпускать, так и заснуть, уткнувшись куда-то в плечо, чувствуя щекой ровное дыхание.

Умираю от одиночества, но так глубоко внутри и в то же время так понарошку, что сама не придаю этому значения.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Мне вчера-сегодня-завтра сносит крышу. Начисто. Что-то надломилось внутри, и теперь при любой нагрузке организм начинает зашкаливать в разные стороны. Мне хочется плакать -- все время, по поводу и без. Мне хочется смеяться -- в самые неподходящие моменты. Мне хочется к кому-нибудь прижаться и не отпускать, но даже мысль, что кто-то может до меня дотронуться, вызывает резкое инстинктивное отторжение. В голове все время крутятся какие-то идеи, гоняются друг за другом, голова кружится и болит. Не могу уснуть до рассвета, потом весь день не могу проснуться. Мне плохо, но не болью, а скорее морской болезнью. Меня укачивает плавное, гипнотическое, монотонное движение моей жизни.

Хочу в Москву, потому что там должно быть лучше. Там *будет* лучше, непременно. Осталось только вытерпеть эту неделю.

И все, о чем я не говорю, все, что я не умею сказать -- накатывает, накрывает волной, заставляет отворачиваться и натянуто улыбаться и сжимать руки в кулаки, чтобы не было видно, как они дрожат.

Не верю в себя. Не верю себе.

Ломать себя и склеивать по кусочкам, и делать вид, что так и было, а трещинки, отколотые уголки, царапины -- ерунда, никто не заметит.
Я глина. Я существую в ожидании рук, которые возьмут, сомнут, придавят, потянут, придадут нужную форму. И вот тогда все наконец встанет на свои места, все станет понятно, как никогда раньше, все обретет смысл, и странно будет думать, что могло быть как-то иначе.
Я смотрю на мир и *не понимаю*. Люди и их действия, их слова, поступки, чувства -- ничего не понимаю. Смотрю жизнь, как кино, весь мир -- сквозь прозрачное стекло экрана. Иногда смешно, иногда грустно, иногда скучно и почти всегда страшно. И -- не имеет ко мне никакого отношения.

У моей жизни очень простой смысл. Я живу, чтобы быть счастливой. Я живу, чтобы мне было хорошо. Сейчас и всегда.

...Не могу представить себя только с одним человеком. Ни всю жизнь, ни какой-то ее отрезок. Не хочу быть прикованной к чужой идее того "как надо", не хочу быть замурованной в цемент традиционных отношений. Хочу любить и быть любимой, без границ и ограничений, без страха и упреков, без ревности и обид. Хочу любить мужчин и женщин, хочу жить с любимыми людьми, вместе гулять и смотреть кино, валять дурака и смеяться до слез, утешать их, когда им больно, засыпать, слушая их дыхание, приносить домой шоколад и пиво, обсуждать машины и сериалы, моду и политику, теологию и безумные, бесстыдные фантазии, хочу слушать их разговоры и смотреть, как они занимаются любовью. Хочу большой дом, и чтобы в нем всегда было много людей, и чтобы все они были моими друзьями или, по крайней мере, друзьями моих друзей, и чтобы любого и любую из них я могла взять за руку или обнять или поцеловать, когда мне вздумается, если только, конечно, они не против.

Пусть когда-нибудь именно так все и будет.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Мир без теней и полутонов.

Мне легче, когда не хватает времени на мысли, когда по необходимости все силы уходят на внешнее, физическое, реальное -- работу, колледж, дом. Уж лучше механически перекладывать бумаги, убирать или заниматься к тестам бессонными ночами, чтобы потом мгновенно отключаться, едва уронив голову на подушку, чем лежать, разглядывая обрубленные жалюзями фрагменты деревьев, и думать о несбывшемся. Хотя иногда даже это лучше, чем думать о будущем, о реальном будущем, которое надо планировать, которое надо организовывать, к которому надо готовиться. Говорить с людьми, согласовывать места и даты, составлять культурную программу, покупать билеты, выяснять, где и что можно есть, куда и зачем стоит пойти, как и чем можно заняться. Составление планов отнимает больше времени и сил, чем их осуществление. На этом этапе я всегда начинаю сомневаться, а нужны ли мне вообще все эти люди? Не лучше ли будет на них забить и пойти почитать книжку или посмотреть что-нибудь хорошее?..

Потом, конечно, когда все прощаются и разъезжаются, и я прихожу домой, опустошенная и счастливая, я вспоминаю, что нет, не лучше. Потому что есть люди, которые лучше самых замечательных книг. Потому что иногда даже мне необходимо видеть, слышать, говорить, присутствовать, быть -- быть рядом, быть вместе, знать, что я им нужна и они мне -- да, как это ни удивительно, но -- тоже нужны.

Жаль, что этих людей так мало и большинство из них так далеко.

Соскучилась по... много кому. Хочу телепорт, чтобы расстояние не имело значения. Но так не бывает, конечно.